Симфония No. 4 фа минор, соч. 36
1. 1. Andante sostenuto - Moderate con anima
2. 2. Andantino in modo di canzona
3. 3. Scherzo - Pizzicato ostinato - Allegro
4. 4. Finale. Allegro con fuoco
5. Фатум, симфоническая поэма, соч. 77
6. Итальянское каприччио, соч. 45

Общее время звучания - 70:26 (ADD)

Симфонический оркестр СССР
Дирижёр Евгений Светланов

Запись 1967, 1970 и 1987 годов

Четвёртая симфония посвящена г-же фон Мекк, поклоннице и покровительнице Чайковского, или, вернее, "другу", в соответствии с её склонностью к предусмотрительности. В первый раз она написала Чайковскому в 1876 г., и таким образом началась необычная переписка, отражающая их платоническую любовь.

Спустя некоторое время г-жа фон Мекк дала своему любимому композитору "заказ": "... обращаюсь к Вам, Пётр Ильич, с покорнейшей просьбою: напишите мне сочинение, которое выражало бы и имело бы название УПРЁК (для скрипки с фортепиано). (...) Мой упрек должен быть выражением невыносимого душевного состояния, того, которое выражается по-французски фразою: je n'en peux plus! (я выбился из сил!) В нем должны сказаться разбитое сердце, растоптанные верования, оскорбленные понятия, отнятое счастье, - всё, всё, что дорого и мило человеку и что отнято у него без всякой жалости. (...) В этом упрёке должен слышаться отчаянный порыв тоски, невозможность выносить дальше такое страдание, изнеможение, и, если можно смерть..."

Вместо "Упрёка", который от него просила фон Мекк, Чайковский сочинил симфонию, чью форму он сам описал в письме, написанном г-же фон Мекк из Флоренции в феврале 1878. Это письмо слишком значительно, чтобы его не процитировать: "Сколько радости доставили Вы мне сегодня письмом Вашим, бесценная моя Надежда Филаретовна! Как я неизмеримо счастлив, что симфония понравилась Вам, что, слушая её, Вы испытали те ощущения, которыми я был полон, когда писал её, что моя музыка запала Вам в сердце.

Вы спрашиваете, есть ли определенная программа этой симфонии? (...) В нашей симфонии программа есть, т.е. возможность словами изъяснить то, что она пытается выразить. (...) Разумеется, я могу это сделать только в общих чертах.

Интродукция есть зерно всей симфонии, безусловно главная мысль. Это фатум, та роковая сила, которая мешает порыву к счастью дойти до цели, которая ревниво стережен, чтобы благополучие и покой не были полны и безоблачны, которая, как Дамоклов меч висит над головой и неуклонно постоянно отравляет душу. Она непобедима, и её никогда не осилишь. Остается смириться и бесплодно тосковать (...) Безотрадное и безнадежное чувство делается всё сильнее и более жгуче. Не лучше ли отвернуться от действительности и погрузиться в грезы. О радость! По крайней мере сладкая, нежная грёза явилась. Какой-то благодатный светлый человеческий образ пронёсся и манит куда-то... Но грёзы мало-помалу охватили душу вполне. Всё мрачное, безотрадное позабыть. Вот оно, вот оно счастье!

Нет, это были грёзы, и фатум пробуждает от них. Итак, вся жизнь есть непрерывное чередование тяжелой действительности с скоропреходящими сновидениями и грёзами о счастии... Пристани нет. Плыви по этому морю, оно не охватит и не погрузит тебя в глубину свою. Вот приблизительно программа первой части.

Вторая часть симфонии выражает другой фазис тоски. Это то меланхолическое чувство, которое является вечерком, когда сидишь один, от работы устал, взял книгу, но она выпала из рук. Явились целым роем воспоминания. И грустно, что так много уж было да прошло, и приятно вспоминать молодость. И жаль прошлого, и нет охоты начинать жить сызнова. Жизнь утомила...

Третья часть не выражает определенного ощущения. Это капризные арабески, неуловимые образы, которые проносятся воображении, когда выпьешь немножко вина и испытываешь первый фазис опьянения... Ни о чём не думаешь: даёшь волю воображению и оно почему-то пустилось рисовать странные рисунки. (...) Среди их вдруг вспомнилась картинка подкутивших мужичков и уличная песенка... Потом где-то вдали прошла военная процессия. Это те совершенно несвязные образы, которые проносятся в голове, когда засыпаешь. Они не имеют ничего общего с действительностью; они странны, дики и несвязны...

Четвёртая часть. Если ты в самом деле в самом себе не находишь мотивов для радости, смотри на других людей. Ступай в народ. Смотри, как он умеет веселиться, отдаваясь безраздельно радостным чувствам. Картина праздничного народного веселья. Едва ты успел забыть себя и увлечься зрелищем чужих радостей, как неугомонный фатум опять является и напоминает о себе. Но другим до тебя нет дела. Они даже не обернулись и не взглянули на тебя и не заметили, что ты одинок и грустен. О как им весело! Как они счастливы, что в них все чувства непосредственны и просты. (...)

Вот, дорогой мой друг, всё, что я Вам могу разъяснить в симфонии. Разумеется, это не ясно, не полно. Но свойство инструментальной музыки именно и есть то, что она не поддается подробному анализу. (...)

P.S. (...) Я жестоко хандрил прошлой зимой, когда писалась эта симфония, и она служит верным отголоском того, что я тогда испытывал. Но это именно отголосок".

Написанная с мая по декабрь 1877 года, Четвёртая симфония впервые была исполнена 10 февраля 1878 года под управлением Николая Рубинштейна.

Итальянское каприччио

Четвёртая симфония относится к "чёрному" циклу Чайковского, циклу Судьбы; Каприччио же полно живых цветов!

Италия, Рим, Флоренция... Чайковский приехал туда в последние дни декабря 1879 года и был очарован красотой шедевров, найденных им там: "Я провёл долгое время, сидя в Сикстинской капелле, и произошло чудо: в первый раз в жизни я испытал истинный, художественный энтузиазм, вызванный картинами".

Каприччио представляет собой музыкальное приношение Италии, его ослепительному, лучезарному солнцу, его лёгкой жизни, её беззаботными празднествами в Карнавальном сезоне, с её масками и фонарями.

Его описание можно найти в письме, адресованном г-же фон Мекк от февраля, 1880 года, вскоре после того, как Чайковский окончил партитуру, начатую им месяцем раньше: "Мы переживаем теперь здесь самый разгар карнавала. Я уже писал Вам, милый друг мой, что в первый раз мне очень не по вкусу пришлось это дикое беснование. Теперь я несколько примирился с ним. Конечно, характерность здешнего празднования обусловлена климатом и древностью обычая; по всей вероятности, римлянину, перенесенному во время масленицы на наши балаганы, ещё более дикою показалась бы наша пьяная толпа, катающаяся с гор или вертящаяся на качелях. Когда хорошенько вглядишься в публику, беснующуюся на Corso, то убеждаешься, что как ни странно проявлялось веселие здешней толпы, но оно искренно и непринуждённо. Оно не нуждается в водке или вине, оно вдыхается в здешнем воздухе, теплом, ласкающем. (...)

До сих пор увеселения состояли в том, что начиная с двух часов, на Corso начинает двигаться несметная толпа людей, вооруженных лучистыми шариками (coriandoli), которыми друг в друга кидают. Все балконы унизаны людьми, со своей стороны осыпающими проходящих и проезжающих этими шариками. (...) Крик, хохот, шум при этом неописанные. Так продолжается до пяти часов. Тут раздаются пушечные выстрелы. (...)

Сегодня будут по Corso ходить маски, и город выдает лучшим маскам премии. (...) По вечерам устраиваются маскарады, иллюминации. Вчера вечером я ходил на Plazza Navona, которая вся была разукрашена великолепными гирляндами из цветов и разноцветных фонарей. Это показалось мне очень красиво".

И все эти свойства, - эту суматоху, колорит, движение, яркость, на фоне синего неба, - мы находим в этом ослепительном показе оркестрового фейерверка, чем Итальянское каприччио на самом деле является, переложенная в оркестровую палитру, искрящуюся в разных тонах, и основанную на музыкальных темах, услышанных во Флоренции и Риме: темах труб кавалерийского полка, объявляющего отступление (Чайковский слышал их каждую ночь под своим окном), напев гондольера, маленькая песенка, записанная во время Карнавала, галоп, как будто бы представляющий лошадей, несущихся по Корсо. Музыка заканчивается бурной тарантеллой.

Фатум

Написанная с сентября по декабрь 1868 года, "Судьба", подобно "Ромео и Джульетте", посвящена Балакиреву, в знак сближения с Могучей кучкой. Когда он начал работу над этим произведением, Чайковский проходил весьма романтическую пору жизни. Он влюбился в Дезире Арто, и последовал за ней в Париж, а его музыка демонстрирует эффекты этого переживания. Её название и этап жизни, в котором она была написана очень характерны для вдохновения для Чайковского. Со своей ранней молодости композитор был одержим темой Судьбы, темой, привитой ему как человеку и музыканту первой и величайшей трагедией его жизни: смертью его матери, которую он обожал. Симфоническая поэма "Судьба" была впервые исполнена 15 февраля 1869 года под управлением Николая Рубинштейна.

Издатель: фирма "Мелодия"